Фото Юрия КАБАНЦЕВА

МС представляет историю сыктывкарского пенсионера, который в одиночку пытается повернуть судебную власть и социальное законодательство в свою сторону. Герой публикации борется за свои права уже в течение десяти лет. За это время он посетил больше сотни судебных заседаний, написал несколько десятков исков, в том числе и в Конституционный суд РФ, и добился прецедентного в российской практике решения. Евгений Плеханов с 1957 по 1960 год служил на Новой Земле, где фотографировал ядерные взрывы. После получил статус ветерана подразделений особого риска, но при этом оказался лишенным всех льгот. В интервью МС Евгений Плеханов рассказал подробности ядерных взрывов недалеко от территории Коми, которые еще недавно были засекречены.

- Совершенно точное определение. Сначала я доказывал, что имею отношение к ядерным взрывам. В моем военном билете написали другую воинскую часть, а точнее, забыли приписать литеру «д». Потом воевал в судах за свои льготы, которые государство забыло мне дать. В 1991 году вышел закон №1244 о чернобыльцах, но о нас, ветеранах подразделений особого риска, в этом документе не было ни слова. Мы начали «бодаться» за свои права. Под нашим давлением через семь месяцев после выхода «чернобыльского» закона Верховный совет России частично обозначил наше присутствие в списке льготников.

- Этого не могу сказать, но что один в республике - да, и в этом моя проблема. Я пишу иски, но нет соответствующей судебной практики, поэтому у меня все и тянется годами. Один прецедент я все же создал. Судился за возмещение вреда здоровью, полученное во время нахождения в радиационной зоне ядерного полигона. Под нажимом управления по социальным вопросам Сыктывкара мне суд отказывал в течение шести лет. Хотя в законе четко прописано, что я имею право на возмещение вреда.

Сейчас я добился поддержки республиканской прокуратуры - она взяла мое дело под юридическую защиту. А до этого меня целый год выпроваживали из Сыктывкарской прокуратуры, когда я обращался к ним с тем же.

- Нет, я один. Сам накапливал законодательный материал. И когда прошел два круга ада нашего самого справедливого суда, то собрал все свои отказные материалы за шесть лет и послал их в Конституционный суд в Москву. А по их правилам, нужно каждую бумажку предоставить в трех экземплярах и все заверить. Итого у меня получилась целая посылка - это был только один иск в Конституционный суд. И то дело, кстати, я выиграл. За возмещение вреда, за которое я «бодался», мне присудили ежемесячные выплаты, такие же, как и чернобыльцам. 

- Да, именно из принципа. Радиация везде одинаковая: что в Чернобыле, что на Новой Земле. Я очень хорошо отношусь к чернобыльцам, но мои права в этой ситуации оказались нарушенными. Это меня и возмущает. Я находился на полигоне 27 месяцев непрерывно, а в законе о чернобыльцах сказано, что на ядерном полигоне человек не может находиться больше 18 месяцев. И это меня тоже настраивало на борьбу. Я, кстати, регулярно обращаюсь к нашим чиновникам и депутатам. Штук тридцать обращений во все инстанции у меня уже точно есть. И в Кремль писал, и в Минобороны, и в Госдуму России, и в республиканский госсовет. Однако реакции пока никакой. Ответы, конечно, приходят, но «мыльные» и часто совсем на другую тему.

- Я надеюсь, что мне попадется такой человек, который будет реально выполнять свои функции - защищать своего избирателя. Пока же я такого чиновника не нашел.

- Сколько в республике, не знаю, а в России, если верить данным правительства, на 2005 год нас было 1509 человек. Но при этом, по расчетам того же правительства, убыль ветеранов особого риска составляет 10-12% в год. Я думаю, что на самом деле умирает больше людей, потому что мы все больные. У меня вот 14 хронических заболеваний.

- Наверное, штук двенадцать. Я летел на самолете, и моим заданием было поймать все этапы роста ядерного «гриба» от того момента, когда только бомбу сбросили. А «гриб» этот рос несколько часов и долго еще держался, если ветра не было.

- Нет, они все разные. Во-первых, по мощности. Во-вторых, зависят от погодных условий.

Когда я работал на полигоне, то проводили только воздушные удары, бомбы сбрасывали с самолета. И эти взрывы губили все живое. Раньше песцов, птиц было много, но они все сгорали, и от них ничего не оставалось.

- Я знаю примеры, когда к месту взрыва на Новой Земле привозили собак. Они сидели в клетках. И если человек может, например, зажмуриться, когда увидит яркий свет, то собаки - нет. Они сидели в этих клетках и с любопытством смотрели, что происходит. От тех из них, кто был ближе к эпицентру, оставались только хребты да хвосты. У тех, что были чуть подальше, от яркого свечения глаза лопались. Проводили опыты и на металле. Свозили какие-то машины полуразваленные и смотрели, что от них остается.

- Да, когда большую часть местных жителей, чукчей, как мы их называли, перевезли на большую землю вместе с оленями. А какая-то часть все-таки осталась. У нас там была своя ферма, мы коров разводили, и чукчи как раз за ними ухаживали. Когда только начиналась эпопея взрывов, еще даже ученые не представляли их опасность, точно не знали силу ударной волны. И во время одного из экспериментальных взрывов оленеводов сдуло ударной волной вместе с оленями в Карское море. Они утонули.

- Смотреть на это было интересно. Это зрелище захватывало! Он же растет, форму меняет. Но мы ведь летали далеко от самого места взрыва, потому что боялись попасть в это облако. Вот один офицер-летчик получил приказ влететь в облако. Влетел и тут же ослеп. Его самолет рухнул в море.

- Были случаи, когда бомбу бросали, а она не взрывалась. А ее ведь надо было во что бы то ни стало взорвать. И людей заставляли взрывать ее практически вручную. Ребята подходили к ней и приводили в действие механизм, который не сработал автоматически. Люди, конечно же, погибали. Тут гранату взорвешь… а там были бомбы в несколько десятков мегатонн.

- Я давал подписку о неразглашении в течение 25 лет. К 1985 году эти 25 лет истекли.

- Нет, что вы. Когда мы демобилизовались, КГБшники нам такой шмон устроили! Да нам было и не до этого. Объясняться, а потом в тюрьму идти не хотелось. Нас дома ждали. У меня абсолютно не было ощущения, что я принимаю участие в чем-то историческом. Мы просто работали, служили. Осознавать, что мы совершаем какие-то великие заслуги, мы стали, только когда в стране заговорили о ядерном щите.

- Конечно. Новая Земля находится в 600 км от Воркуты, это если брать крайнюю точку острова. Когда на полигоне готовили взрыв, то жителям Воркуты объясняли, что им нужно будет делать, если вдруг они что-то такое увидят или почувствуют. Их учили, что нужно будет найти укрытие, закрыть глаза, отвернуться и так далее.

- Там ничего не решается, этот координационный совет как пионерское собрание: я пробовал выступать, пробовал говорить с другими членами совета, предлагал жестко ставить вопросы, но они ко мне не прислушались. Придут, поговорят. Одна демагогия. Вот я и перестал ходить на заседания.

- Я ни в какие депутаты не собираюсь. У меня одна цель - чтоб государство соблюдало мои права. В Конституции сказано, что государство обязуется защищать мои права, но я за десять лет не встретил ни одной организации, которая бы занималась этим по-настоящему. 

 

Имя:		E-mail:
Город:		Сайт:
Ваш комментарий:		Код для проверки:   =