Былое и думы

Богатая Ижма и бедная Усть-Цильма

- так воспринял их полтора века назад путешественник и писатель Сергей Максимов

Позапрошлый век стал эпохой «великого открытия» России. Путешественники, писатели, этнографы пошли в «народ», и оказалось, что имперская глубинка - дальние волости и уезды - не менее интересна и экзотична, чем джунгли Новой Гвинеи или пустыни Австралии. Одним из первооткрывателей провинциальной России стал Сергей Васильевич Максимов (1831-1901). Легенда своего времени, путешественник, этнограф, фольклорист, писатель, издатель, общественный деятель, он начал изучение России в 1855 году и сделал путешествие своим методом и предметом литературы. Современники зачитывались его книгами: «Куль хлеба», «Лесная глушь», «Сибирь и каторга». Его первый бестселлер «Год на Севере», вышел в свет по следам экспедиции 1856-1857 годов, часть маршрута которой проходила по северным территориям Коми края. Именно со страниц этого двухтомника российские читатели впервые узнали о жизни и быте коми-ижемцев и устьцилемов. К сожалению, после революции книга почти не переиздавалась, и имя Максимова сейчас известно только специалистам.

Исходил всю Россию

Сергея Максимова по праву называют первым и лучшим отечественным писателем-этнографом. Он был известен современникам не менее, чем автор знаменитого словаря Владимир Даль. Никто из русских писателей не путешествовал в XIX веке так много, как Максимов. Причем это были не кратковременные командировки, иные поездки длились больше года. Сергей Максимов исходил всю Россию: от Белоруссии до Тихого океана, от Каспия до Кольского полуострова - и оставил более 20 томов литературного наследия.

Родился писатель в посаде Парфентьево Костромской губернии, в семье мелкопоместного дворянина. Его литературная карьера началась с очерка «Крестьянские посиделки в Костромской губернии». Следом вышли очерки об отхожих промыслах, извозчиках, вожаках медведей. Очерк «Сергач» был замечен Тургеневым, и тот ввел Максимова в литературные круги. Бросив учение в медико-хирургической академии, начинающий автор пешком отправился по Владимирской губернии, прошел по всем местам, где обитали «богомазы»-иконописцы, офени, побывал на Волге, в Нижнем Новгороде, в Вят- ской губернии. Был собран разнообразный материал о ярмарке, о деревенских знахарях, скупщиках льна, торговцах грибами, о кудесниках, пастухах, плотниках, пимокатах, ложечниках, отставных солдатах и других. Рассказы Максимова печатаются в журналах «Сын отечества», «Искра» и других. После путешествия по югу России вышел «Куль хлеба», после Дальнего Востока, Маньчжурии и Сибири - очерки «Тюрьма и ссылка» и «Сибирь и каторга». Результатом Уральско-Каспийской экспедиции стал «Край крещеного света» - книга, посвященная описанию нерусских народов империи: карелов, чувашей, мордвы, бурятов, калмыков, киргизов. Смоленская, Витебская, Гродненская, Минская, Виленская, Могилевская губернии дали материал для книги «Бродячая Русь Христа ради» и знаменитой энциклопедии русских духовных и магических практик «Нечистая, неведомая и крестная сила».

Год на Севере

Но начало известности писателя положил все-таки «Год на Севере». Началось все с того, что летом 1855 года Великий князь Константин Николаевич обращается к директору департамента морского министерства князю Оболенскому с просьбой о подыскании и привлечении творческих сил на исполнение государственного дела – описания российской глубинки. Условия поездки были привлекательными - целый год литератор имел солидное содержание, доступ к губернским морским и этнографическим архивам и свободное передвижение по всем дорогам России. «Литературная» экспедиция состоялась: Островский поехал на Верхнюю Волгу, Потехин - на Среднюю Волгу, Писемский - на Нижнюю Волгу; Афанасьев-Чужбинский отправляется по Днестру и Днепру; Михаил Михайлов исследует Урал; Филиппов - Дон, а самый молодой из литераторов, включенных в экспедицию, двадцатичетырехлетний Максимов едет на Север. «Морское начальство, не желая стеснять таланта, вполне предоставляет вам излагать ваше путешествие и результаты исследований в той форме и в тех размерах, которые вам покажутся наиболее удобными, ожидая от вашего пера произведения его достойного, как по содержанию и изложению, так и по объему», - такое наставление получили литераторы от министерства.

Всего за пять дней Максимов добирается из Петербурга до Архангельска. Половину зимы писатель занимается в архангельских архивах, и только в начале мая 1856 года, после двух с половиной месяцев «теоретического» ознакомления с губернией, он отправился на «практику». Максимов проехал по побережью Белого моря, побывал в Лапландии, на Соловецких островах и на Печоре. Местное население дивилось на этого городского «чудака», который живо интересовался их жизнью и все записывал. Удивляло и подкупало мужиков то, что у «молодого барина» была борода. На все путешествие ушло четыре месяца, а на все предприятие - год. Появившийся в 1859 году «Год на Севере» моментально стал бестселлером и сделал автора модным писателем. Русское географическое общество удостоило книгу Малой золотой медали. Первый том «Белое море и его побережье» состоит из 10 глав, во втором томе глав больше, из них девять первых объединены заглавием «Поездка на Печору». Сюда и вошли главы об Ижме и Усть-Цильме.

Поедешь ты в Ижму...

Максимов описал множество народов Российской империи. Но одними из первых «инородцев», встретившихся на его длинном пути, оказались коми-ижемцы. В «Годе на Севере» автор посвятил ижемцам целую главу. В ней он описывает: «Общий вид селения и характер зырян, по личным наблюдениям. Разные способы ловли мелкой рыбы. Быт зырян, домашний и общественный».

«Поедешь ты в Ижму – увидишь там храмы Божии каменными и во всем благолепии; угощать тебя будут по-купецки...» - так начинается глава «Село Ижма». И действительно, прибывшего в ижемскую волость путешественника поразила красота церквей, «несравненно богаче, чем в самом Архангельске, и каких нет в других местах Архангельской губернии», а также то, что «ижемские церкви, все до одной, вплотную были набиты молившимся народом».

Второе, что поражает Максимова, - это ижемское гостеприимство: «Радушно встречает меня хозяин отводной квартиры. Тащит снизу несколько тарелок: с баранками, с изюмом, с пряниками, с кедровыми орехами... бутылку хересу, графин водки. Наливает густого, как пиво, чаю, просит класть сахар в стакан и не жалеть, приносит густые сливки и обещает обшарить завтра всю волость, чтобы достать лимон. С утра являются почтенные старики, и, не зная, чем еще угостить, ставят на стол осетрину, вареные оленьи языки и губы, удивительно вкусные и редкие свои блюда. «Нарочно по твоего благородия на вечор олень колотлы: отведуй: оченно нам отлично буде!» - приговаривают зыряне».

Когда Максимов задал вопрос о прошлом волости, хозяева поведали, что еще 20 лет назад в чудских могилах, при устье Ижмы с Печорою, находили монеты, там же попадаются мамонтовые рога, есть крест по пути к Сизябу, на могиле одного из друзей Аввакума - Киприяна, а у селении Усть-Ижма стоит поганый курган, на месте которого когда-то был чудский город. О себе ижемцы рассказали, что они выходцы из пермских зырян, смешавшиеся с самоедами и устьцилемами.

Странно, что при таком госте- приимстве и радушии Максимова все время дерзали смутные подозрения, что ижемцы хитры и что-то скрывают от него. Видимо, это чувство возникло только потому, что хозяева иногда общались между собой на непонятном гостю родном языке.

Предприниматели С-Юга

Достаток ижемцев, по мнению Максимова, указывает на присутствие в их характере «предприимчивости, толковости, находчивости, изворотливости - одним словом, того, что характеризует коммерческого человека. С товаром своим они повсюду поспевают. В последние десятилетия видали малицу ижемца и в Москве, и на нижегородской ярмарке, и в костромском Галиче: являлся он здесь как представитель оптовой продажи мехов, выделанных шкур и лосин. Одних только замшевых заводов у них насчитывается до тридцати. Птица, рыба, оленьи шкуры, рога, языки, сало оленье и говяжье, масло коровье, песцы, лисицы, куницы, выдры, моржовая и мамонтовая кости, пух и перья, гагарьи шейки и прочее - все в руках ижемских зырян, этой смеси коренных зырян с людьми русской крови новгородского происхождения. Не гнушается ижемец и мелочной торговлей по соседним печорским селениям, доставляя туда все необходимое в деревенском быту и сбывая все это с поразительной честностью и добросовестно- стью. В ижемцах должно признать положительную честность, патриархально блюдомую во всех коммерческих предприятиях. Давши слово, зырянин верен ему до гробовой доски». Благодаря этому ижемцы быстро вытеснили с Печоры всех заезжих купцов, в том числе и таких сильных конкурентов, как пермские чердынцы. Еще любопытный факт - местные богачи, давая взаймы деньги землякам, не только не берут расписок, но и просят никому не говорить об этом. А могут и великодушно простить долг в 6 тысяч рублей.

Другие отличительные черты местного населения – высокие нравственность и «плодовитость». «До сих пор ижемцы сохранили всю целомудренную чистоту нравов, - пишет путешественник. - Ижма в этом отношении поразительна во всем Архангельском крае, составляя удивительное, замечательное исключение... Зыряне, как известно, плодятся изумительно, от достаточной ли жизни или от постоянного пребывания отцов в среде семейств. Деревенские улицы в солнечный день и церкви в праздники до половины наполнены ребятишками». По хозяйству ижемкам помогали домработницы - бедные самоедки и устьцилемки.

Обратил Масксимов внимание и на то, что в коми языке только недавно появилось слово «грабить». Раньше не было необходимости в этом слове, да и в замках на дверях. Двери в богатые дома просто подпирали палками, да и то не от людей, а от рогатого скота.

Несмотря на такую «утопию», уже полтора века назад ижемские старики считали, что нравы стали портится, а парни забывают свои обычаи, курят, пьют и посещают «усть-цилемских раскольниц». Кстати, как отметил позднее Максимов, все песни, которые распевают на вечеринках усть-цилемские девушки, свидетельствуют о крайней развращенности местных нравов. Шесть наиболее типичных песен, по его мнению, «решительно не годятся для печати».

Бедная Усть-Цильма

После Ижмы Максимов отправился в Усть-Цильму, где, по его наблюдению, «все дома плохо срубленные, неискусно слажены и потому большей частию холодны. К тому же они переполнены черными тараканами-пруссаками». Село Усть-Цильма в середине XIX века выглядело так: «Ряд домов без порядка и симметрии: один нахально выступил вперед и сузил улицу, другой робко спрятался за него, закрывшись каким-то сараем и обернувшись фасадом своим совсем в сторону. Дома эти двухэтажные, на верхнем этаже балконы, а на крыше по шесту с флюгаркой. Все дома как будто сползли с соседней горы и наперерыв друг перед другом стараются быть поближе к реке Печоре». Поначалу путешественника приняли за важного чиновника и пытались вручить ему прошение на постройку церкви. После старики стали жаловаться на свою бедность. «У нас во всем селении не найдешь столько оленей, как у одного, даже не больно богатого ижемца, - сетовали они. - Это ижемцы и оденутся, и денежки в кованый сундук положат. Бедное ведь наше селение, больно бедное. Бедней-то нас ты по всей Печоре не сыщешь. Дома все погнили да рушатся, а поправить нечем. Не похлопочешь ли ты, Ваше Сиятельство, яви милость божескую!»

И действительно, везде Максимов видит «самую вопиющую бедность, всю в лохмотьях и заплатах». «Повсюдная бедность, вопиющая бедность!» - ужасается он. Положительной чертой устьцилемов, по наблюдению писателя, является их страсть к старым книгам и грамотность, впрочем, и в этом они уступают «толковым» ижемцам.

Артур Артеев

««	»»

добавить комментарий

Имя:		E-mail:
Город:		Сайт:
Ваш комментарий:		Код для проверки:   =