Миф-80 #010

Молодежь С-Юга №12 (7600) от 29 марта 2013 года

Общество

Миф-80 #010

Противоречие между программной ориентацией на миф и невольным следованием поэтике притчи приводит к смысловой неопределенности важных для режиссерской концепции моментов фильма.

Смерть в фильме Миколайчука — юная девушка с косой, чья легкая фигурка появляется на зеленом кладбищенском холме в сцене похорон старой крестьянки. Этот образ как нельзя лучше соответствует сформулированной режиссером концепции смерти как обновления жизни. Следующие кадры, в которых толпа сельчан, затаптывающая случайно подпаленную возле разрытой могилы сухую траву, постепенно уподобляется буйному хороводу, как будто бы продолжают ту же мысль — они призваны создать кошунственно-высокий образ веселых похорон, близкий таким кинообразам, как смерть довженковского деда, словно тихо задремавшего у изножия пирамиды спелых плодов, как прижизненные поминки по старому Левану, как смерть одного из шенгелаевских «чудаков», что скончался, сжимая в руке застольный рог, наполненный вином. Эти образы рождены стихией космического юмора, что, играючи, дерзко сшибает лбами контрастные жизненные начала — и то ли корчи хохота, то ли дрожь рыданий исторгает из груди потрясенного человека. При всей «космичности» этот юмор построен по законам юмора вообще, фиксирующего частный казус с тем, чтобы через него выразить всеобщую закономерность. Юмор — и воздушный шар, и гиря одновременно: он и «поднимает» нас к небесам всеобщего, и не дает нам воспарить к чистой абстракции, тянет к земле, истоптанной ногами «частных» путников. Поэтому изначальный адресат юмора — и человечество, и каждый гражданин человечества: приемы юмора всеохватывающи, универсальны для любого индивида. Поскольку естественная особенность юмора выражать через частное всеобщее находится в родстве с известной нам «схемой № 1» функционирования мифа в современном искусстве, не удивительно, что творчество таких великих мифотворцев современности, как, скажем, Пикассо и Маркес, пропитано юмористической стихией: юмор — кратчайший путь к выявлению мифологического истока. Потому, быть может, истинно мифологического больше в «карнавализированном» образе районного ополчения, вооруженного пищалями (роман Земляка), чем в сохраняющих форму предания сценах фильма Миколайчука, где эти пищали из земли вырывают. Потому качели в фильме прочитываются как символ вечности не в той долгой сцене, где их облепили гроздья поющих принаряженных парней и девушек, а в том коротком кадре, где с таинственным поскрипыванием раскачивающаяся лодка, подвешенная меж стволов, вместе с козлом, что мудрым седобородым Паном пристроился на ее дне, естественно вписывается в грустноватый пейзаж с голой зимней рощицей, за которую медленно проваливается тающий шар натруженного солнца. vetenot.ru

Редакция