Лицом к лицу

Борис Морозов:

«Главное мое открытие - это люди»

Борис Морозов - знаток древнерусской книжной культуры, доказавший подлинность переписки Ивана Грозного и князя Андрея Курбского, обнаруживший книгу из реальной библиотеки Ивана Грозного и первую известную нам книгу, созданную на территории Коми края (см. стр.11). Старший научный сотрудник Института славяноведения РАН и член археографической комиссии, кандидат исторических наук Борис Морозов живет в Москве. Но в последние годы его деятельность тесно связана с нашей республикой. Он ищет истоки коми книжной культуры, и каждое его выступление на научных форумах называют сенсацией. Как оказалось, московский ученый отчасти наш земляк. С его родословной мы и начали беседу.

- Борис Николаевич, откуда у вас, москвича, коми корни?

- Я родился в Москве в 1952 году, а мой отец - Николай Морозов - в селе Межадор Усть-Сысольского уезда. Дед - Виктор Морозов - инвалид Первой мировой войны (в 1914 году ему разворотило лицо осколком снаряда в Восточной Пруссии) переехал из Межадора в Усть-Сысольск в 1926 году и жил там двадцать лет. Отец уехал учиться в Нижний Новгород, работал на строительстве автозавода, окончил Горьковский строительный институт и попал в 1936 году в Москву на «стройку века» – конструировал огромный купол Дворца Советов. Кроме того, он участвовал в сооружении монумента «Рабочий и колхозница» и сопровождал памятник в 1937 году на Всемирную выставку в Париже. Он избежал репрессий только потому, что его забрали в армию как военного инженера. Отец участвовал в боях с японцами у реки Халхин-Гол, потом прошел всю Великую Отечественную войну и только в 1946 году вернулся в Москву и женился.

- Интерес к коми истории передался от отца?

- Все восходит к нему, к деду, предкам. Хотя отец и любил рассказывать про свое детство, но не ездил на родину и только за два года до смерти побывал в Сыктывкаре и Межадоре. Но связь с Республикой Коми поддерживал еще с 1960-х годов через сыктывкарского журналиста Улитина. Тот напал на эффектную по тем временам тему – писал о шестерых братьях Морозовых – участниках Великой Отечественной войны, пятеро из которых были заслуженными офицерами, и все после войны добились успехов в разных областях: двое из них - отец и старший из братьев, Александр, - «физики-технари», профессора, а Феодосий, бывший на фронте командиром «катюш», стал «лириком» и работал заместителем редактора газеты в Казани; в Коми же остался после войны только младший из братьев, Юрий. Он работал в прокуратуре в Печоре. Сам я впервые попал на землю предков в 1985 году как участник финно-угорского конгресса. На конгрессе я делал доклад на тему «Хозяйство и быт крестьян Коми края в XVII веке (по материалам частных архивов)». Причем тема изучения старинной частной жизни людей через их архивы и библиотеки осталась до сих пор главной для меня.

После этого я стал ездить в Сыктывкар регулярно, подружился с коллегами из фольклорно-архео- графической лаборатории СГУ и работал над проектом «Памятники письменности в хранилищах Коми АССР».

- «Рукописи не горят» – что вы вкладываете в эту фразу? Кстати, возможно ли найти легендарную библиотеку Ивана Грозного?

- В глубоком смысле этой фразы я убеждался неоднократно. Прекрасно известно, что огромное количество древних книг погибло в огне пожаров деревянной Руси. Но ведь сгорело не все. Притом сохранились такие книги, без которых просто немыслимо представить нашу культуру. Это Остромирово евангелие 1056 года и Изборник Святослава 1073 года. Что было бы, если б эти рукописи погибли? А ведь до начала XIX века они хранились в полном небрежении. Новые находки иногда имеют решающее значение в многолетних спорах ученых. Так, раньше не было известно ни одной рукописи из знаменитой переписки Ивана Грозного с князем Курбским. Это дало возможность американскому профессору Эдварду Кинану утверждать, что вся переписка была сочинена век спустя. 15 лет всеми славистами мира велись споры вокруг версии Кинана. Завершить эту полемику удалось только мне. В 1986 году я нашел рукопись конца XVI века, содержащую текст первого послания князя Курбского царю Ивану. Причем рукопись эту видели многие ученые – почти двести лет она хранится в Публичной библиотеке в Петербурге, но, во-первых, рукопись датировалась XVII веком, а во вторых - прочитать в ней текст было непросто: она была написана необыкновенно мелкой скорописью. Оказалось, что вся эта рукопись – уникальный архив-библиотека странствующего монаха Ионы Соловецкого, который переписывал разные редкие книги во время своих скитаний по различным монастырям. На основе расшифровки составленной им автобиографии удалось точно датировать данный список послания Курбского Грозному и доказать, что Кинан не прав.

И, наконец, про саму библиотеку Ивана Грозного. Я не верю в возможность сохранения той легендарной либерии, которую якобы привезла с собой из Византии Софья Палеолог. А именно сундуки с этими книгами уже больше века ищут кладоискатели. К нам в археографическую комиссию даже приходили письма из зоны – один зек просил организовать экспедицию в Александровскую слободу (ныне город Александров - ред.), где он якобы знает подземелья с сокровищами. Другое дело - поиски реальных книг, которые могли быть в распоряжении Ивана Васильевича. Оказывается, научная реконструкция реальной библиотеки царя Ивана IV была проделана еще в 1930-е годы знатоком древнерусской книжности Николаем Зарубиным. Но ученый скончался в 1942-м, и его замечательный труд оставался неопубликованным сорок лет.

Совершенно мистическая история с моей недавней находкой рукописи «Травника-лечебника», которая действительно сопровождала Ивана Грозного всю его жизнь. Это русский перевод известного западноевропейского справочника о лечебных растениях и минералах «Hortus Sanitatis». Я восхищался «Травником» еще в первые годы работы в архиве древних актов. Но только несколько лет назад, в очередной раз взяв ее в руки и прочитав послесловие, я понял, что в нем прямо идет речь о библиотеке Ивана Грозного. Именно ее остатки собирал после освобождения Кремля новый «хранитель царских сокровищ», загадочный человек Фрол, автор этого послесловия. Он и нашел ту принадлежавшую Грозному ветхую рукопись 1534 года, с которой заказал копию для первого представителя новой династии Романовых – царя Михаила Федоровича. Я написал об этом статью, и почти сразу же после этого произошло мистическое совпадение: обнаружился сам оригинал перевода – та самая рукопись 1534 года, с которой делали копию в 1616 году, а затем опять потеряли. Очевидно, ее похитили в конце XVII - начале XVIII веков. Я обнаружил ее в библиотеке Харьковского университета, куда она попала совсем фантастическими путями в 1914 году и пережила все грядущие потрясения. Из-за копий немецких гравюр с обнаженными людьми, невозможных для православного живописного канона, рукопись считалась украинской книгой. Тогда я приоткрыл еще одну тайну «Травника» Ивана Грозного и Михаила Романова. Оказывается, для Романова решили не копировать сомнительные картинки «Травника» Грозного.

- Сейчас вы целенаправленно ищете надписи на анбуре - алфавите Стефана Пермского. Где, в каких архивах можно еще их найти? Мог ли сохраниться дохристианский пласт анбура – более древние книги? Ведь не на пустом же месте возникла в Коми столь богатая письменная традиция.

- Ищу, но для меня это не является «плановой работой». Необходима специальная программа на государственном уровне и сотрудничество ваших специалистов с учеными Москвы и Петербурга. Львиная доля всех рукописей XV-XVI веков находится в Москве и Петербурге. В этой концентрации есть минус - малочисленные сотрудники хранилищ просто не могут описать эту массу. Теперь вы понимаете, какие большие возможности для открытий здесь существуют! Собственно, при составлении каталога рукописей РГАДА и была обнаружена вычегодская псалтырь 1517 года, и началась моя работа по изучению деятельности Васюка и его отца Гавриила.

По вопросу о возможности существования дохристианской письменности у коми - я скептик. Рукописи не горят, поэтому если что-нибудь было, то не могло бесследно исчезнуть. Конечно, высокая книжная культура Коми края в XV-XVI веках развивалась не на пустом месте. Она отражает общий уровень интеллектуального развития народа, который мог концентрироваться в отдельных личностях.

- Почему анбур попал под церковный запрет и был вытеснен кириллицей? Зачем тогда вообще было нужно создавать новый шрифт для христианизации коми народа?

- Я не думаю, что был запрет. Анбур выполнил свою функцию – дал возможность принять коми народу новую веру. Преемники Стефана, представители русского духовенства, по мере укрепления влияния Москвы в регионе не стремились поддерживать не понятную им письменность. Но древнепермская письменность сохранялась на протяжении более столетия в среде просвещенных коми.

- Пять лет назад на страницах «МС» я высказал версию, что Стефан взял уже бытовавшую среди коми письменность, которая очень похожа на древнеиндийский алфавит брахми. Реально ли это?

- Многие ученые отмечали, что в основе анбура лежат знаки различных письмен: родовые зырянские пасы или неизвестное древнее руническое письмо, на котором Волж- ская Булгария переписывалась с народами С-Юга. Василий Лыткин полагал, что это письмо построено на основе письма иранских народов, в дальнейшем эту гипотезу развил финский языковед Гюнтер Стипа. Многие ученые возводят истоки анбура к финикийскому письму. Новую пищу для размышления дал нам писец Гаврила Лукин. Он зашифровал свое имя глаголицей. А далее Гаврила написал, что «сии буквы Стефана Пермского». Может быть, в этой оговорке есть смысл, ведь сходство некоторых букв пермской азбуки с глаголицей очевидно.

- Ваше имя часто связывается со словом «сенсация». Так в чем, на ваш взгляд, главная сенсация сделанных вами открытий? Вы уверены, что на пути обретения текстов, написанных анбуром, исследователей еще ждут большие открытия? Возможно ли найти уцелевшие книги, созданные на Коми земле до 1485 года?

- Главное мое открытие - это открытие людей. Мне удалось не только соединить первых известных коми «книжников», отца и сына Лукиных, Гаврилу и Васюка, но и выяснить некоторые факты их биографий. Усть-Вымский епископский дьякон Гаврила в конце жизни стал иеромонахом Спасо-Каменного монастыря, а его сын, не имея духовного звания, профессионально занимался перепиской книг, проживая в месте заказа – в монастыре или храме. Их можно назвать интеллектуалами. Да, возможно, в свое время: вторая половина XV - первая половина XVI века, - они могли быть единственными знатоками анбура среди коми. Это знание они могли получить от предков - потомственных служителей пермских епископов.

Древнейшей дошедшей до нас коми книгой является созданная в 1485 году в Усть-Выми «Книга Иса- ака Сирина». Она долгие годы «маскировалась» под древнерусскую рукопись из Великого Устюга. Хотя о наличии в ней записей пермской азбукой стало известно еще 11 лет назад, но ваши ученые почему-то не бросились в петербургский филиал Института истории РАН, не взглянули на этот уникальный памятник и не стали печатать его снимки во всех газетах, журналах, атласах и энциклопедиях. Моя же главная заслуга в том, что я сразу понял, что этот дьякон Гаврила – отец и, естественно, учитель Васюка, и что книга написана на территории Коми края.

- Известно, что русские летописцы иногда использовали анбур для тайнописи. Сохранились ли примеры этого?

- Их известно довольно много, но это не летописи, а, в основном, богословские сочинения, в том числе и еретические. Кроме того, что это явление интересно само по себе, среди нерасшифрованных записей могут встретиться слова на древнеперм- ском языке, а это может указать на бытование или даже написание рукописей на территории Коми. Вероятно, что сама система тайнописи - транслитерации русского текста на анбуре - сложилась на Усть-Выми. Об этом говорят древние рукописи. Например, известны сведения о рукописи первой половины XV века, принадлежавшей епископу Питириму, с русской записью на анбуре, сделанной уже в XVI веке. Надо ее еще раз внимательно посмотреть – может, найдется еще что-нибудь. Так что перспектива для поиска научных сенсаций есть.

Артур Артеев

««	»»

добавить комментарий