МС >

Молодежь С-Юга

Короче говоря

Experto Credite > Григорий Тульчинский: «Культура как ресурс и барьер инновационного развития»

Григорий Тульчинский, философ: «Культура как ресурс и барьер инновационного развития»

- Жанр и рубрика, под которой я выступаю, очень обязывают. Я должен выступить в качестве опытного, и мне нужно верить. Но я буду стараться говорить так, чтобы то, что я вам говорю, так или иначе можно было проверить. На слово верить не советую. Тем более тема, с которой я к вам выхожу, - не простая. Можно с самого начала говорить: о какой культуре идет речь? Какая культура – ресурс и барьер? О культуре можно говорить в двух планах, вы об этом догадываетесь. Можно говорить о культуре в широком смысле – как о способе жизни. Все люди живут, работают, любят, едят, но делают это разными образами, разным способом, так или иначе связанным с той культурой, носителями которой они являются. В самом общем плане можно говорить о национальной культуре, условно, не педалируя слово «национальный». Это культура в широком смысле слова. И о культуре можно говорить в узком смысле слова как о специфической сфере деятельности, в которой заняты особые люди. Вы, наверное, слышали о них. Это особые профессионалы, которые называются работниками культуры. Это те люди, которые работают в библиотеках, музеях, организуют праздники, которые заняты в культурных процессах, связанных с театральной жизнью, киноискусством, кинопрокатом и т.д.

О чем идет речь? Я беру на себя смелость утверждать, что я попытаюсь за те 45 минут, которые мне отведены, обратить ваше внимание на роль и значение обоих смыслов этого термина и двух этих феноменов, с которыми мы имеем дело, - культуры в широком смысле слова и культуры в узком смысле слова как профессиональной деятельности.

Почему такой разговор нужен? Потому что, как вы, наверное, заметили, разные страны развиваются по-разному. Некоторые делают прыжки из «третьего мира» прямо в «первый». Некоторые сползают из «первого мира» во «второй» и даже в «третий» по разным причинам. По каким причинам? Что за этим стоит? Что мешает развиваться и что помогает развиваться?

С одной стороны, можно говорить – ресурсы. У кого есть ресурсы, тот и молодец. Вот американцы от нас ничем не отличаются, и мы от американцев ничем не отличаемся. Только в одной детали: почему-то им Бог дал доллары. Во всем остальном мы даже лучше, мы образованней и духовней. Более того, когда они нам эти доллары дают, мы почему-то потом своими руками их им же возвращаем. Мистичный момент. Финансовые ресурсы, материальные ресурсы, полезные ископаемые, вроде бы, с очевидностью помогают. А с другой стороны – пример Японии, у которой природной ресурсов практически никаких, пахотных земель – 0,15%. Германия не блещет природными ресурсами и тем не менее демонстрирует даже, в некотором смысле, образцы и модернизации, и инновационного развития.

Что еще может быть? Политический фактор. Политический фактор, конечно, сказывается. Но, опять же, с очевидностью бросается в глаза, что некоторые авторитарные режимы, а даже и деспотии дают возможности и успешного экономического развития. За примерами долго ходить не нужно. Это и экономический рывок Чили во времена правления хунты и Пиночета, это успешное развитие Испании во времена Франко. Много примеров можно привести, нынешний Китай – тоже тому яркий пример.

Получается, что ресурсы важны, но недостаточны, политический фактор важен, но недостаточен. Что же еще? Я обращаю ваше внимание, что за последние где-то два десятилетия практически все Нобелевские премии в области экономики были присуждены за разработки, связанные с социально-культурным фактором экономического развития. То есть, экономисты давно обратили внимание на роль и значение социально-культурной сферы, и в узком смысле, и в широком смысле – культуры. Более того, есть такой крупный политолог, один из руководителей RAND Corporation (это крупнейшая консалтинговая компания в Соединенных Штатах) Фрэнсис Фукуяма. В свое время он напугал всех концом истории, а в последнее время только о том и пишет – о том, что «культура имеет значение». Написал книгу, которая недавно переведена на русский язык, «Кто процветает?» и связывает моменты экономического процветания и успешного, хорошего общества с какими-то социально-культурными факторами. То есть экономисты, политологи социально-культурному фактору придают все более и более пристальное значение. В России это – серьезный момент. Потому что когда Анатолия Борисовича Чубайса спросили, были ли ошибки в связи с реформами (Анатолий Борисович, если вы в курсе, ошибок не делает в принципе), он сказал: «Да, не учли психологию. Когда копнули дальше, выяснилось, что имелись в виду как раз вещи, связанные с мотивацией, консолидацией общества и т.д. – те моменты, которые как раз связаны с социально-культурными факторами.

***

Чтобы не распыляться, давайте пройдемся по примерам относительно роли и значения культуры в широком смысле слова для экономического развития, модернизации и инновационного развития. Приведу вам парочку или три моих любимых случая для разбора, или, как сейчас говорят, кейса.

Один кейс – достаточно знаменитый, это так называемый парадокс Эспаньолы. Эспаньола – это остров в Карибском море. Большие Антильские острова, там есть такой остров, который у нас чаще называется как остров Гаити. Была такая у бит-квартета «Секрет» песня «Кто живет на острове Таити». Но если возвратиться к политической карте, на острове Гаити расположены два государства - Республика Гаити и Доминиканская Республика. Климатические условия одни и те же, природные условия одни и те же, основная сельскохозяйственная культура одна и та же – сахарный тростник. Оба государства добились независимости практически одновременно в конце XIX века. Но при этом Гаити является одной из беднейших стран в мире, а Доминиканская Республика успешно развивается и является одним из наиболее продвинутых в экономическом плане государств в Латинской Америке. Очевидцы утверждают, что граница между Республикой Гаити и Доминиканской Республикой бросается в глаза, когда летишь на самолете: с одной стороны – зелень, поселки, цветущая земля, с другой стороны – пустующая, практически выжженная территория. Этнический состав, кстати, один и тот же. Это – потомки африканских рабов, которые обрабатывали плантации сахарного тростника. Но одна сторона – бывшая французская колония, другая сторона – бывшая испанская колония. Конфессиональный момент – разный, культурное наследие – разное. Очевидный до бросающего в глаза случай, когда решающим моментом оказываются не природные ресурсы, не этнический состав, а какой-то другой немаловажный фактор.

Другой пример, для меня более яркий и очевидный, - это сравнение Шри-Ланки и Сингапура. Шри-Ланку – Цейлон – британцы сдавали под ключ. Это была жемчужина в короне Британской империи, благостный край, процветающий край, тишь, гладь и Божья благодать. И Сингапур, который за независимость не боролся, он ее получил вместе с Малайзией и этой Малайзией был отброшен, если кто не в курсе. Малайзия отбросила Сингапур за ненадобностью: бесперспективный порт, экологическая клоака, этнический раздрай между конфуцианскими китайцами, мусульманскими малайцами, частью индусского населения и христианами, европейцами. За ненадобностью отбросили как совершенно бесперспективную территорию, зависимую во всем (все привозное, вплоть до воды). И за 15 лет Сингапур сделал, по нашим меркам, очень странную вещь. Те, кто бывали в Сингапуре, говорят, что они побывали в будущем. А Шри-Ланка находится в состоянии спада и дна этого спада еще не нашла. И дело не только в гражданской войне (что стоит за гражданской войной – это отдельный разговор).

За счет чего такой успех Сингапура? Несколько фактов. Правительство Ли Куан Ю – а к Ли Куан Ю ездил учиться Дэн Сяопин два раза – запретило в качестве административного языка, языка образования китайский язык. В одном из университетов Сингапура преподавание велось на китайском языке. В качестве государственного языка был взят язык английский. Причем Ли Куан Ю очень четко это аргументировал: если мы будем учить на китайском языке, мы отстанем минимум на 15 лет. Государственный язык – английский, система права – британская. Была поставлена задача: в течение 12 лет каждый гражданин Сингапура должен стать собственником как минимум своей жилищной площади, и эту жилплощадь он должен заработать. Поэтому – льготное кредитование, льготные сертификаты и т.д. Лучшие учащиеся студенты направлялись в лучшие вузы мира. Отбор и формирование элиты. Ну, еще такой момент немаловажный – был введен запрет на коммунистическую партию. Причем, председатель коммунистической партии был личным другом Ли Куан Ю, и Ли Куан Ю каждую неделю приходил к тому в тюрьму, обсуждали проблемы развития Сингапура. Через 13 лет этот деятель был выпущен под подписку о том, что он не будет заниматься политической деятельностью в Сингапуре. Семья его не преследовалась. Но коммунистическая партия была запрещена.

Дальше – была сделана ставка на современные технологии, в Сингапур были запущены транснациональные компании, в течение первых пяти лет полностью освобожденные от уплаты налогов. С какой целью? Создание рабочих мест, обучение персонала, освоение технологии здесь, в Сингапуре. И национальная идея – чистота, экология. За брошенный окурок, за жвачку – штраф 1,5 тысячи долларов, если нет таких денег – отрабатывай на уборке территории, пока не отработаешь эти 1,5 тысячи долларов штрафа. И за 15 лет – такое. Ли Куан Ю, который написал воспоминания, опубликованы на русском языке, очень рекомендую почитать, называются «Из “третьего мира” в “первый”» . В течение 15 лет была создана нация сингапурцев на базе четырех совершенно самостоятельных этносов, которые, казалось даже, должны были вступить в какую-то конфликтную ситуацию. За 15 лет – новая нация.

Шри-Ланка, был введен государственный язык сингаль, что тут же вызвало конфликт с тамилами. Этот конфликт усугублялся, усугублялся, и в настоящее время Шри-Ланку до сих пор сотрясает практически гражданская война, а в экономическом плане о каком-то развитии и модернизации просто говорить не приходится.

В одном случае – откровенная ставка на имперское наследие и использование его, в другом – ставка на какую-то местечковость, изоляционизм и, в результате, сползание.

***

Такую компаративистику можно продолжить, если сравнить, например, СССР и Японию. В 1984 году наша великая страна, которая тогда еще называлась Советский Союз, отошла на третье место в мире не по производительности труда, что можно было как-то понять, не по качеству жизни, что тоже как-то можно было бы понять, а по валовому внутреннему продукту. На третье место в мире, уступив его Японии. Это особо не афишировалось, поскольку это очень обидный факт. Потому что эта страна практически не имеет полезных ископаемых, из природных ресурсов – землетрясения, цунами, извержения вулканов, ну, может быть, мидии на шельфе. У них была нефть на Сахалине, но они ее потеряли, у них осталось немножко бурого уголька на Хоккайдо – и все. Пахотных земель – 0,15%. Страна, которая пережила катастрофическое поражение в войне, полностью разрушившей экономику. Страна, которая платила контрибуции и репарации. Обошла страну, у которой четверть мировых черноземов, вся таблица Менделеева полезных ископаемых, и которая получала контрибуции и репарации от этой самой Японии. Очень обидный факт. За счет чего?

Американцы пытались осмыслить природу японского вызова, когда японцы стали теснить американцев на внутреннем автомобильном рынке, в автопроме, это святое для американцев. Кинулись изучать японский опыт. Первое, что бросалось в глаза, и как они комментировали тогда: они работают. Из 12 дней отпуска отгуливается 5, после чего человек выходит на работу. Это – до сих пор. Не по инициативе компании, а по своей инициативе: если я буду гулять отпуск полностью, это будет непатриотично по отношению к компании. Забастовки нам до сих пор показывают: весеннее наступление трудящихся в Японии, осеннее наступление трудящихся в Японии. Каждая забастовка отрабатывается, не по инициативе компании – по инициативе профсоюза: мы свое мнение продемонстрировали, работодатель его знает, общество знает, но мы это делали в рабочее время. Американцы сперва говорили, что это загадочная японская душа, это синтоизм, это дзен-буддизм, это что-то еще, до тех пор, пока они не поняли, что это некая технология работы с персоналом. Это отдельная тема, очень серьезная, на которой я бы сейчас не сосредотачивался.

Еще более обиден более свежий пример, если сравнивать Россию и Китай. Вы помните или не помните, когда в Китае реформы начались? Четыре года после нас. События на площади Тяньаньмынь, если помните, были связаны с приездом Михаила Сергеевича Горбачева в Пекин. Китайские студенты требовали перестройки в Китае. Чем кончилось, вы знаете. Но с тех пор – где Китай, а где мы? Очень обидный факт. Когда IBM уходила с производства железа и искала материальную базу и персонал для производства железа, они искали его в России. Они его не нашли, они нашли его в Китае и на Тайване. Поэтому все Acer’ы, Asus’ы могли бы производиться у нас. Но здесь не были найдены ни материально-техническая база, ни обученные специалисты.

Я это к чему? К тому, что культура, человеческий капитал, который связан с этой культурой, все больше и больше осознаются не как ресурсы (человеческие ресурсы, кадровые ресурсы, трудовые резервы), а как нечто большее. Как некая печка, с которой можно начинать, на которую можно опираться, и которая приносит в конечном счете очень серьезный результат.

***

Напрашивается вопрос, в чем же особенности российской культуры, почему же она такая. Что-то в ней заложено? Это она какая-то убогая в том смысле, что к Богу близкая, но к реальной жизни никакого отношения не имеет? Что в ней такого? Серьезного анализа не было. Хотя бы даже по отношению к постимперскому наследию. Постимперское наследие не проанализировано. А в постимперском наследии заложено очень многое. Когда Майкл Уолцер писал свою книгу о толерантности, искал наиболее удачные и толерантные политические режимы, он получил результат, который удивил его самого и других либералов. Уолцер – классик либерализма. Он пришел к выводу, что наиболее толерантные политические режимы – это империи, в которых люди делали такие карьеры, которые не снились и не снятся в условиях национального государства, потому что империя создает наднациональное, надэтничное, надконфессиональное государственное устройство. В этом плане можно сказать, что прорывы и разливы цивилизации в истории осуществлялись именно империями. Переосмыслить роль, значение имперского наследия, хотя бы так, как это сделал Ли Куан Ю, - в России этого просто не сделано.

Поэтому нужен этот анализ, серьезный анализ нормативно-ценностного содержания российской культуры – в ней заложено много мин, но в ней заложен и колоссальный потенциал. Я вам могу привести в пример такие мины. Сергий Булгаков написал четыре книги в поисках трудовой этики в православии. Он не нашел. Православие – это высоко поднятая планка нравственности предуготовления, но не мобилизации на жизнь в этом мире. Поэтому отношение к собственности, отношение к здоровью, отношение к другому человеку – оно заложено в очень серьезных исторических традициях нашего общества, не создающих фундамента для мотивации эффективной трудовой деятельности. Богатых не любят. Только отдельные девушки отдельных богатых. Но богатых не любим. Обратите внимание, мы уже 150 лет не можем пройти первоначальное накопление. Я не уверен, что мы его нашли. Четыре раза на глазах одного поколения радикально менялся собственник – в общенациональном масштабе. Ну какое оно твое? Я хорошо помню, как оно было не твое. Я даже знаю, как оно стало твоим. Поэтому правовой нигилизм. А благодать выше закона. Главное – чтоб человек был хороший. А закон, как говорил Константин Аксаков, - немецкий фокус. Поэтому отношение к праву, отношение к собственности, отношение к чужой жизни – очень непростое, и с этим нужно внятно и внятно работать.

А с другой стороны, смотрите-ка, творчество, исключительная креативность. Не только потому, что голь на выдумки хитра, а просто в традиции российской творчество. Не в том даже смысле, что аглицкую блоху подковать, чтоб не скакала больше никогда, а найти нетривиальное решение, подойти к обыденному вопросу, к обыденной проблеме с неожиданной стороны. До сих пор продолжаем удивлять братьев по разуму своей креативностью. Я много общаюсь с директорами музыкальных школ, художественных лицеев, математических школ, спрашиваю: «Талантливых ребят стало меньше?» - «Нет». «А в чем проблема?» - «Нравственная культура упала». Это да. А талантливых меньше не стало.

Креативность особая, долготерпение, терпеливость, неприхотливость. Скажите, пожалуйста, терпеливость и креативность – этой золотой потенциал любого реформатора? Может, именно поэтому над нами так и экспериментируют все кому не лень? А это золотой фонд любого реформатора. Поэтому даже если говорить о ценностном содержании российской культуры, а серьезный анализ еще впереди, то можно обнаружить массу интересных и очень важных факторов, которые всерьез не используются, а если используются, то очень стихийно и спекулятивно.

В этой связи что можно сказать, если сделать такой предварительный итог? Состояние нынешнего российского общества, есть даже характеристика очень жесткая – общество недоверия. Общество не доверяет власти. Социологи знают это прекрасно, когда наши соотечественники говорят одно, думают другое, делают третье. Социологические опросы, которые делаются у нас, - очень непростые. Там нужен очень глубокий анализ, дополнительные интерпретации полученных результатов. Общество не доверяет власти, не доверяет бизнесу. Власть доверяет бизнесу? Нет. Власть доверяет обществу? Нет. Бизнес доверяет власти и обществу? Нет. Мы имеем треугольник недоверия. Мы – удивительно неконсолидированное общество.

Общество недоверия, неконсолидированное общество порождают экономику недоверия. Такая процентная ставка, как у нас, за рубежом просто немыслима. 18% банковских. Какие инновации? Налог на добавленную стоимость. Какие инновации? В России есть акторы инновации? Бизнесу инновации нужны? Бизнесу нужно монопольное преимущество, хотя бы временное. Но будучи прикормленным, в инновационном развитии бизнес сам по себе не заинтересован. Бизнес ведется не ради конкуренции, если кто не в курсе. Бизнес ведется ради хотя бы временного, но монопольного преимущества. И если власть расчищает монопольку для прикормленного бизнеса, не создавая конкурентную среду, бизнес не заинтересован в инновациях, власть не заинтересована в инновациях. А кому же это надо?

Поэтому общество недоверия порождает экономику недоверия, а экономика недоверия выступает очень серьезным барьером всякого, не только инновационного развития, но и модернизации.

***

Как же можно выйти из этого состояния? Есть ли какие-то технологии работы с этим социально-культурным материалом?

В этой связи несколько примеров и несколько вопросов к вам. Если мы хотим поставить задачу консолидации общества, что объединяет людей, когда бомж и олигарх могут сказать «мы»?

- Какая-то национальная идея?

- Какая-то национальная идея, которая сверху вниз так административно-канализационно снизойдет на нас, благодать такая.

- Она изнутри должна идти.

- В том-то и дело, что изнутри. Что-то такое, что объединяет.

- Ну пока что это только водка.

- Крепкие спиртные напитки очень объединяют и консолидируют. На время. До понедельника могут сблизить.

Ну, давайте подумаем. Во-первых, люди говорят и думают на одном языке. Язык – немаловажный момент. Кроме языка что еще?

- Национальность.

- А что такое национальность? Этничность или гражданство?

Что еще может быть? Мы гордимся одними и теми же историческими персонажами. Может быть такое? Мы гордимся Александром Васильевичем Суворовым? Гордимся. Назовите мне хотя бы одну военную кампанию, в которой участвовал Александр Васильевич, которая носила бы оборонительный характер. Ни одной. Кутузов, Ушаков, даже Нахимов – да. Александр Васильевич – нет. Все кампании, в которых он участвовал, были связаны с экспансией Российской империи. Кроме того, Александр Васильевич – этнический финн. Папа у него просто генерал-аншеф был, а придворный палач, лично изобретший 220 пыток. Поэтому Александр Васильевич неспроста кукарекал и неспроста настоял, чтобы императрица разрешила ему стоять у эшафота Пугачева. Царскому генералу это было не положено, а он настоял. Ему это было интересно. В Польше каждый школьник цитирует наизусть рапорт Суворова императору: как Александр Васильевич брал Варшаву. В одной только Лодзи 80 человек, посаженных на кол, 1,5 тысячи отрубленных кистей, сваленных на площади. Костюшко два месяца в клетке возил за собой. Поэтому подарить полякам на память о посещении Петербурга миниатюру памятника Суворову – это покруче, чем японцам подарить бюст маршала Жукова с надписью «Помни о Халхин-Голе». Почему Европа нас боится до сих пор? Они прекрасно помнят, что Александр Васильевич делал в Польше, делал в Италии, делал во Франции.

Мы гордимся Александром Васильевичем Суворовым? Да. Потому что это слава русского оружия. Потому что это ни одного проигранного сражения. Поэтому второй орден воинской славы – это Орден Суворова. Поэтому пажеский корпус – это суворовцы. Да? Мы гордимся Александром Васильевичем.

Герои нашего прошлого, наши грамматисты, которые дали нам язык и культуру. Александр Сергеевич Пушкин – наша гордость? Наша гордость. За рубежом этого никогда не поймут. Кто такой Александр Сергеевич Пушкин? Я помню, как одни немцы приехали ко мне домой после посещения Царского села и говорили: «Пушкин – Пушкин, Пушкин – Пушкин, надоел ваш Пушкин. Что этот ваш Пушкин написал?» «Евгений Онегин» - «Так это же опера». «Борис Годунов» - «Так это же опера». «Пиковая дама» - тоже, понятно, опера. Для них Пушкин – что-то вроде либреттиста. Там одна немка была образованная, сказала: «А, да-да. Это ваш романтик, который наших романтиков переводил». Обидно, но факт. Она пошла на добивание: «Вы упомянули «Евгения Онегина» Это же он пересказал «Пана Тадеуша» Мицкевича». Совсем обидный факт, но тоже правда.

Но кто такой Пушкин для представителей русской культуры, может понять только представитель русской культуры. Потому что математически доказанный факт, что Пушкин – это солнце русской поэзии. Математически доказанный. В Питере на факультете матлингвистики посадили студентов и аспирантов за подсчет словарного запаса ста титульных русских поэтов. Их больше и нет. Даже кузнецов попал туда, не говоря уже о Рубцове. Сто титульных русских поэтов из антологии. А словарный запас – это широта поэтической интуиции, о каком круге тем человек мог выражаться поэтическими образами. И получилось, что все русские поэты делятся на две группы: это один и все остальные. Это не значит, что Пастернак, Тютчев, Ахматова, Мандельштам – слабые поэты. Нет. Они глубоко копали, но на ограниченном круге тем. А Пушкин о чем угодно мог выражаться поэтическими образами. Это может понять только носитель русской культуры.

Наши выдающиеся деятели истории, культуры, праздники объединяют нас? Праздники, которые ждем, поздравляем друг друга. Назовите мне три общероссийских внеконфессиональных праздника. Новый год. День победы. Восьмое марта. Еще? Ну, тогда уж 23 февраля, да. Они имеют какое-то отношение к российской культуре? К российской культуре. Нет. Это советские праздники. По корням своим советские праздники. Феминистский праздник, придуманный феминисткой ради своей подруги, невинно убиенной феминистки, когда собирали женщин в зале, на трибуну выходила женщина и говорила женщинам, что женщины тоже люди. Или праздник, который придумал Троцкий ради пиара Красной армии, которой он тогда командовал. 23 февраля ничего не произошло в 1918 году. Просто праздник потребовался. Но в результате мальчики поздравили девочек, девочки поздравили мальчиков, юноши – девушек, девушки – юношей, дяденьки – тетенек, тетеньки – дяденек, и получили два очень милых, ханжеских, откровенно сексистских праздника. Как где-нибудь в районе: банный день, мужской день и женский день. Вот такие получили два милых праздника, но они нас объединяют.

Праздники, что еще? Юбилеи какие-то отмечаем. Традиции какие-то, места, которыми мы гордимся. Как это так, ты приехал к нам и не был там? Мы туда водим детей, приезжих и т.д. Так? Что еще объединяет?

- Ну, еще когда в футбол выиграем случайно кого-нибудь.

- Вот. Какие-то массовые действа, да.

Слушайте, так это – то, из чего сделано то, что называют «культурная идентичность». Я открещиваюсь от национальной идеи. Я говорю о том, что снизу – либо есть, либо нет, а если есть, то такое… За кого себя сам человек держит. К кому он сам себя относит. Из этого-то идентичность и сделана. Идентичность не сделана из цвета кожи. Я хорошо знаю, в месте Зопорижья, это город Запорожья, в 90-х годах я застал там такие сцены, когда потомки африканских студентов, которые быстро слиняли из Запорожья, но оставили потомство, одни бегали с жовто-блакитними флагами и с трезубцами и были гарни украински хлопци. А другие бегали с красными флагами и говорили, что они – русские люди.

От цвета кожи не зависит. От целого ряда других вещей не зависит. Мой друг родился в Бишкеке, ну, тогда еще во Фрунзе, в Киргизии, мать его – украинка, отец – узбек. Ни по-украински, ни по-киргизски, ни по-узбекски он не говорит. Учился по-русски, преподавал по-русски. Ему говорили: «Ты – узбек». Он говорил: «Нет, я не узбек». Тогда ему говорили: «Ты – украинец». Он говорил: «Я не украинец». «Ну тогда ты – киргиз». Он говорил: «Я – не киргиз, а гражданин Киргизстана». На вопрос: «Так кто же ты такой?» он ответил, практически процитировав Сталина: «Я – человек русской культуры». Теперь он живет в Сиэтле и там он окончательно стал русским.

Идентичность – это то, с какими культурными ценностями человек себя соотносит. Еще раз говорю: это либо есть, либо нет, а если есть, то вот такое.

***

А теперь вспомните то, что мы перечисляли. Это тот материал, с которым работают работники культуры. Работают профессионально. С этим материалом, который мы с вами перечислили, работают только две профессиональные группы: это преподаватели и работники культуры. То, что обеспечивает реальную позитивную консолидацию общества. Не перед опасностью, перед войной, перед врагом – это консолидирует на раз-два. А ты попробуй-ка консолидировать общество на конструктивной позитивной основе. И то, что объединяет людей на конструктивной позитивной основе, это и есть то, с чем работают работники культуры.

Последний момент, на который я быстренько обращу ваше внимание. Есть ли реальный вклад сферы культуры в социально-экономическое развитие? Делает ли она какой-то реальный вклад? Это то, что у нас с трудом понимают руководители, финансируя отрасль культуры по остаточному принципу, или говоря: «А у нас главная культура – бульба, а у нас главная культура – алюминий, а у нас главная культура – лес. И ты со своей культурой от нас отстань».

Перечислю только несколько моментов. Первый момент: скажите, пожалуйста, сфера культуры создает рабочие места? В занятости участвует? Иногда не только на бюджетных деньгах. Есть местности, в которых именно культурные объекты, культурные процессы, праздники и всякие события, которые там постоянно организуются, культура становится градообразующим комплексом. Культура участвует в занятости, создает рабочие места, а значит, в налогах участвует активно. Первый такой явный случай у экономистов – это когда в городе Цюрихе в Швейцарии отцы города задались вопросом: «Вот мы оперному театру каждый год выделяем бюджетные средства, а возвращает ли оперный театр что-то в город?» Полтора года считали, а считали все, как считать могут только протестанты. В театре люди работают, зарплату получают, налоги платят – сколько? Люди в театр едут, бензин жгут – сколько? Люди пользуются общественным транспортом, едучи в театр, - сколько? Люди перед театром марафетятся, наряжаются, одежду непростую в оперный театр надевают, с учетом амортизации, износа – сколько? Люди перед театром, после театра, иногда во время театра в кафе идут – сколько? Получается, что на один швейцарский франк из городского бюджета оперный театр в городе Цюрихе возвращает в бюджет 1,2 франка. Немного, но отцы города успокоились: не просто камнем на шее висит, участвует активно.

После эта методика была введена в Швейцарии. Все регионы, все кантоны рассчитываются по этой методике. В Нидерландах теперь вся сфера культуры обсчитывается, и результаты публикуются. Западные земли ФРГ тоже обсчитываются по этой методике. На основе методики разработана большая программа превращения Рура (это бывший угольный бассейн) в центр современной европейской культуры.

Сфера культуры активно участвует в формировании рабочих мест и занятости. Сфера культуры создает инфраструктуру для других отраслей. Например, для туризма. Свыше 70% мирового туризма – это культуральный туризм. Знаете, такие каучуковые шеи: поверните голову налево, поверните голову направо, с тех пор это озеро называется Иссык-Куль, что в переводе означает: «Сердце красавицы склонно к измене». Тут жили эти, тут жили эти, а тут эти никогда не жили. Я не хочу сказать, что туризм паразитирует на сфере культуры, но без развитой сферы культуры туризм немыслим.

Туризм, образование… Скажите, а политикам культура нужна? Когда выборы – для сферы культуры это как новогодняя елка. Им же нужно где-то тусоваться, где-то себя позиционировать, где-то показать, что они с людьми: «Вот там Пол Маккартни, а я – целый, я с вами». Сфера культуры создает события, позитивные события. Обратите внимание, как компонуются новости во всем мире: сначала лидеры где-то встретились, поговорили, президент за ухом у бычка почесал, после чего где-то рвануло, где-то рухнуло, где-то еще что-то страшное произошло, после чего – новости культуры. После которых остается только: кто-то кому-то гол забил, что-то реальное произошло, наконец. Ну, и можно переходить к погоде. Культура создает новости, причем, позитивные новости, в контексте которых очень даже полезно оказаться.

Политикам, оказывается, это надо. Бизнесу это надо? Иногда дешевле проспонсировать шумное мероприятие, чем покупать рекламное время, рекламную площадь и гнать рекламную волну. То, что создаются дополнительные возможности рекламы, это факт, но и пиар. На хвосте у культуральных проектов можно выйти на такой уровень контактов, который в другом случае был бы просто немыслим. То есть сфера культуры – это такая ясная, внятная, конкретная технология, которая может работать, если ей пользоваться эффективно, на консолидацию и на создание условий для успешного развития общества. Только этим нужно заниматься и людей к этому нужно готовить.

Обратите внимание: и наше культурно-историческое наследие, и обсуждение его все больше напоминает взгляд назад. Мы гордимся прошлым, но мы мало думаем о будущем в сфере культуры или с содроганием думаем об этом будущем, боимся его. От чего это зависит – это уже очень конкретный и очень большой разговор, который связан, наверное, с формированием российской элиты. А элита – это отнюдь не те люди, которые в ящике, а те люди, которые способны открывать новые горизонты и пути движения к ним. Но это уже очень серьезный разговор и, к сожалению, на него уже не остается времени. Поэтому спасибо за внимание. Я, наверное, могу на этом закончить.

Обсуждение

- Здравствуйте. Я читала недавно про пермскую культурную революцию. К 2020 году Пермь хочет стать культурной столицей Европы. Как вы к этому относитесь?

- Пермь – очень любопытный регион, очень любопытный субъект федерации, не только потому, что в центре Российской Федерации образовался край. Обратите внимание: до Пермского края краями назывались те субъекты, которые выходят на границу. Не только поэтому. Если вы немножко знаете нашу новейшую историю, Пермь была местом ссылки политических на поселение. Во время войны в Пермь вывозились предприятия и научно-исследовательские институты из Ленинграда. В Перми накоплен очень любопытный человеческий потенциал. В настоящее время Пермь является цитаделью российского либерализма: один за другим прошедшие там два губернатора являются очень любопытными политическими деятелями – как господин Трутнев, так и господин Чиркунов. Если вы знаете, выходцем из Перми является человек, который возглавил Кировскую область, это господин Белых. Пермь – любимое место выезда московских и питерских художников, галеристов. В Перми разработан очень любопытный проект – «Я люблю П». Они недавно приезжали в Питер и заткнули рот питерским этим самым пермским «П».

В Перми поднята очень любопытная волна – волна не пермской идентичности, как можно было бы подумать, а именно Перми как некоего российского форпоста на основе не столько промышленного потенциала (в Перми с промышленностью тоже все в порядке, поляны «Лукойла» - в Пермском крае, два НПЗ в Перми). Дело не столько в этом, сколько в том, что в Перми накопилась критическая масса образованных людей. Например, уже, наверное, лет десять как специалисты знают, что даже танцовщиков лучше готовить в Перми, чем в питерской Вагановке. Ну вот накопилась критическая масса, и начинается отдача. Это, знаете, как лазер: накачивает, накачивает, накачивает и в какой-то момент дает излучение. Пермь начинает излучать. Я с большим интересом отношусь к пермскому опыту. Это не просто наивная самодеятельность, нет. Там реально укорененный процесс.

- Вы сейчас очень хорошо все, грамотно рассказали, чем культура может помочь экономике, власти, бизнесу. Спасибо вам огромное. Но у меня такое ощущение, что власть об это, наверное, не знает и не стремится к консолидации. Не стремится к сотрудничеству. То самое недоверие, оно продолжает сохраняться. Должно ли в таком случае все происходить как-то снизу или от периферии, от таких центров как Пермь, Казань?

- Вы понимаете, можно долго, как Аленушка у пруда, сидеть и ждать внимания власти. Его не будет. Власть заметит, только если что-то до нее дорастет и добьется. От власти ничего не ждут. Даже власть не ждут, ее берут. Я не призываю ни к чему по этому поводу. Очень многое зависит от самосознания и самоорганизации, в том числе работников культуры. Например, в Красноярске, если вы не в курсе, уже лет 15 проходят международные музейные биеннале. Местные власти поначалу относились к этому как к чему-то странному, а теперь очень цепляются за это. Что это такое? Это последний сданный в эксплуатацию за четыре месяца до развала СССР музей Ленина. На енисейской стрелке, самое красивое место в городе, стоит музей Ленина – стекло и бетон. Причем, это специальное такое храмовое здание: когда входишь, ты видишь весь объем сразу. Но как музей Ленина его уже не надышать. А краевой музей есть, этнографический музей есть. И молодой коллектив работников этого музея решил сделать на его базе международное музейное биеннале. В этом участвуют местные дизайнеры, из Питера приезжают, из Москвы. Это потрясающе, там за 20 метров до экспоната уже какое-то действо разворачивается. Я показывал их материалы нашим музейщикам, Вилинбахову показывал в Эрмитаже питерском, показывал Гусеву в Русском музее. Они говорят: «В Питере такое невозможно. В Питере слишком много культуры». Ментальность, психология хранителя музея такова, что он считает: если кувшин выставлен, этот кувшин сам за себя говорит. На пустом месте легче создать конфетку.

А там просто потрясающее действо разворачивается. Есть еще одна любопытная деталь: в цокольном этаже, когда входишь, стоит 12-метровая фигура Ленина, чугунная, Надежды Константиновны Крупской, и из-за плеча выглядывает странная фигура, подозрительно напоминающая Мартова. Кто знает, кто такой Мартов, тот поймет. Причем, удалить невозможно, потому что это смонтировано с фундаментом. И как они с этим работают каждый раз, каждый год на международном музейном биеннале! То они это превращают в космический корабль, то в тотемный камень, то еще во что-то. Удалить неудаляемого Ленина – это очень стимулирует креатив дизайнеров.

Я это лишь к тому, что если что-то будет происходить, то будет происходить на местах. Я бы сказал, что и в Коми можно обнаружить очень любопытные точки роста. Коми в этом плане – очень любопытный субъект федерации, во многом самодостаточный. А в культурном плане – тем более. С выходом на международный уровень. Обратите внимание: именно в Коми находится Центр финно-угорской культуры. Так что, я думаю, ждать можно долго, но не стоит. Лучше работать.

Григорий Тульчинский – доктор философских наук, профессор кафедры прикладной политологии санкт-петербургского филиала Высшей школы экономики. Лекция состоялась в Коми государственном пединституте при поддержке кафедры культурологии.

/n/info.php